От редакции. В издательстве МГИМО-Университета вышла монография «Европеизация России во второй половине XV–XVII веках» кандидата исторических наук Татьяны Черниковой. О том, как Россия европеизировалась до Петра I, с автором книги поговорил Андрей Завадский.

* * *

Андрей Завадский: Фраза «европеизация России» ассоциируется, как правило, с началом XVIII века, когда Петр I строил Петербург, заставлял бояр сбривать бороды, учил придворных иностранным языкам и правилам этикета. Ваша книга охватывает период XV-XVII веков. Получается, европеизация проходила уже тогда, а славянофилы и иже с ними ненавидели Петра зря?

Татьяна Черникова: Сначала надо определиться с терминологией. Я под европеизацией понимаю заимствование иностранного опыта - военного, технического, инженерного, отчасти культурного - и перенос его на русскую почву. При этом процесс европеизации мог проходить как со сломом особенностей русской социокультурной системы, которая в то время отличалась от западных систем, или без слома. Вообще, европеизация как таковая не требует слома существующей структуры.

Заимствование западного опыта началось давно, еще до становления единого Московского государства. Европеизация стала одним из главных факторов, которые позволили Московскому государству довольно эффективно конкурировать с западными странами - с кем-то дружить, с кем-то враждовать. Поэтому, избавившись от ордынской зависимости, Россия в силу своего географического положения повернулась в сторону Европы. После монгольского ига Россия стала одним из полюсов силы в Восточной Европе и сразу вступила в борьбу сначала с Литвой, а потом с Литвой и Польшей за доминирование в регионе. При этом вопрос о конкурентоспособности страны решался с помощью заимствования западного опыта.

читать дальшеА.З.: А какие самые яркие примеры заимствований можно назвать?

Т.Ч.: Все туристы, приезжающие в Москву, идут в Кремль и видят миланскую крепость, построенную по правилам северо-итальянской фортификационной архитектуры под руководством приглашенных итальянских мастеров. Они занесли сюда не только сам принцип построения крепости, но и технологию изготовления, например, кирпичей. Лепить кирпичи размером 24 см - 6 см - 12 см, которые считаются «исконно русскими», нас научил Аристотель Фиораванти. Кстати, он начал строительство не с Кремля, а с соборов, поэтому из трех главных храмов на Соборной площади два построены итальянцами: Фиораванти построил Успенский собор, а Алевиз Новый - Архангельский собор. И только Благовещенский собор построен псковскими мастерами. В данном случае налицо и культурные, и военные, и фортификационные, и технические заимствования. Опыт строительства Кремля, конечно же, сильно ускорил развитие всего российского строительства.

А.З.: Можно ли говорить о моменте начала европеизации? Какой страной (европейской или азиатской) была Россия в этот момент? И если европейской, то почему мы говорим о ее «европеизации»?

Т.Ч.: На мой взгляд, социокультурная структура России (а раньше - северо-восточных русских земель) не была идентична западным структурам: ни французскому варианту, ни литовскому, ни польскому, ни западно-русскому. Это была структура, которую, скажем, Ричард Пайпс называл «вотчинный уклад»: монарх сочетал в себе как права главного собственника всех богатств и земель, так и роль политического лидера и главы государства. В этом плане Россия была похожа на многие восточные государства, в частности, Турцию. Наверное, Турция - если убрать проблемы религии и возникающие на ее базе культуру и менталитет - больше всего напоминает Россию в плане организации социокультурной системы.

Между тем, в силу своего географического и геополитического положения Россия была страной европейской. Ее главными связями, союзниками и конкурентами после освобождения от ордынской зависимости были государства Европы. Поэтому Россия должна была научиться позиционировать себя в качестве независимой страны.

Европейский мир в тот момент жил в Новом времени: там шло протобуржуазное и буржуазное развитие. Уже в силу этой цивилизационной составляющей Европа сильно обгоняла Россию. Для того, чтобы остаться значимой независимой страной, которая представляет собой центр силы, России надо было отстаивать свою точку зрения, побеждать или, по крайней мере, не так часто проигрывать. Это было возможно, только если воины были вооружены не хуже европейских и могли им противостоять. Отсюда получалось, что если ваш средневековый мир не мог произвести, скажем, пушку, но где-то она уже существовала, было проще взять ее и использовать в готовом виде. Кстати, тот же Аристотель Фиораванти, по предположению многих историков, после строительства Успенского собора занимался тем, что организовывал московский Литейный двор - лил пушки, возглавлял московскую артиллерию в ряде русских походов.

Поэтому Россия - это страна, которая является спутником европейской цивилизации и которая все время находится под ее влиянием. И многие культурные и технические составляющие она черпает на Западе. Раз есть возможность использовать чужие достижения в готовом виде, нет необходимости менять собственную структуру и производить что-то самим.

А.З.: То есть идеи об уникальности России, которые периодически озвучиваются теми или иными мыслителями (евразийцами и другими) имеют под собой основание?

Т.Ч.: Да, можно сказать, что в этом плане Россия была уникальной. Имея, по крайней мере, до XVIII века, совершенно иную внутреннюю организацию социально-политической и социально-экономической жизни, она демонстрировала восточные черты. При этом территориально она расширялась как европейская империя, вдохновляясь европейскими идеями и стараясь адаптировать их на своей почве.

А.З.: Возвращаясь к началу европеизации: можно ли говорить о том, что она началась в конкретный момент времени?

Т.Ч.: Я считаю, что европеизация как заимствование опыта происходила на протяжении всей истории России. В своей монографии я рассматривала историю страны, которая называется Россией, а она возникает во второй половине XV века. Точкой отсчета в моем исследовании было становление единого Московского государства.

А.З.: В чем ключевые отличия европеизации в период, о котором Вы пишете, и реформ Петра? Как реагировали жители России на европеизацию в XV-XVII и в XVIII веках?

Т.Ч.: Та европеизация, о которой пишу я, закладывает предпосылки для реформ Петра, определяет их основные направления. Петр не изобретает ничего нового. Он, опираясь на политику предшественников, продолжает европеизацию. Другое дело, что Петр выбрал иные темпы и формы. Он проводил свои реформы слишком быстро, избирая формы, которые были чрезмерно болезненными для русского менталитета. Это создавало иллюзию резкого переворота. Кроме того, Петр много внимания обращал на чисто формальные вещи вроде бритья бород, резанья старой одежды. Это было, в общем-то, в духе восточного произвола (представить себе Людовика XIV, который заставляет французов отращивать бороды и надевать другие одежды, невозможно) и оскорбляло людей. В этом плане предшественники Петра были даже большими европеизаторами, нежели он сам.

Петр, по сути, не менял основ социокультурного устройства России. Более того, многие авторы (Чичерин, Ключевский) говорят о том, что именно при Петре произошло окончательное закрепощение всех сословий. С другой стороны, именно при нем под воздействием количественно гигантского заимствования началось деформирование вотчинного уклада - и политические и социальные элиты России начали требовать тех же прав, что были в Европе.

В результате уже во второй половине XVIII века зреет конфликт двух Россий. С одной стороны есть масса населения, которая осталась в Средневековье и существует в рамках старых понятий и старых институтов, включая крепостное право (которое, разумеется, не является европейской нормой, хотя славянофилы считали, что оно сформировалось как раз под воздействием западнических реформ Петра). С другой стороны - образованное общество, которое жило в совершенно иной реальности, в том числе экономической. С Анны Иоанновны появляется частная собственность дворян на землю, когда в 1730 году был отменен указ о единонаследии (вернее, тех его пунктов, которые не нравились дворянству).

В итоге получается раздрай, когда есть две культуры, две России, два времени. Одни продолжают жить Средневековьем, а другие ушли в Новое время.

А.З.: Как соотносятся понятия модернизации и европеизации России?

Т.Ч.: Эти понятия, будучи близкими, сильно отличаются. Модернизация - это переход от традиционного к современному (тогда индустриальному) обществу. Это всегда органичное понятие. Внутри страны происходит становление новой экономики, новой социальной структуры, новых институтов власти, нового мышления. Что касается европеизации, это вещь поверхностная. Вы не реформируете экономику, социальный строй, политические структуры, а просто научаетесь пользоваться достижениями соседней цивилизации, которая двинулась вперед в военной, технической, культурной и других областях.

А.З.: А если провести параллель с Японией, которая после Второй мировой войны начала закупать европейские патенты на изобретения. Это смахивает на европеизацию, правда?

Т.Ч.: Япония начала европеизироваться гораздо раньше. У них получилось, что европеизация простимулировала модернизацию. То есть, от поверхностных заимствований японцы перешли к изменению всех структур.

В России случился совершенно другой феномен. Массовая эффективная европеизация, которая давала результат (построили на европейский манер армию, вооружили ее европейским оружием, выиграли Северную войну и стали великой державой) при минимальных затратах. Это отодвигало понимание элитами и властью необходимости проводить внутреннюю модернизацию.

Фактически, европеизация в России была суррогатом модернизации и, по-моему, остается таковым до сих пор. Европеизация в российском стиле позволяет, не двигаясь вперед в области важнейших структур организации общества, продолжать существовать в современном мире и даже довольно удачно позиционировать себя в нем. Россия нашла способ оставаться собой и заимствовать то, что изобретают соседи.

Получается довольно интересный момент: формально европеизация должна провоцировать модернизацию, а она ее собой заменяет. И это тянется бесконечно долго. Суть в том, что в какой-то момент возможности европеизации как метода могут быть исчерпаны. Что будет тогда - непонятно.

А.З.: Вы уже частично рассказали, в чем заключалась самобытность России в XV-XVI века. Можно ли было модернизировать Россию, сохранив ее?

Т.Ч.: Да, я говорила, что структурно Россия была организована иначе, нежели западные и восточные страны. И в этом славянофилы были правы. Модернизировать Россию без потери самобытности было, конечно, можно. Вот вы говорили про Японию: это вариант модернизации, который не привел к вестернизации, европеизации, слепому копированию западных моделей развития. При этом страна выработала другие формы своего современного структурирования. Ведь сама форма может быть какой угодно, она не обязана копировать чужие. Главное, чтобы было содержание.

А.З.: Как сочетались европеизация России и ее монгольское наследие?

Т.Ч.: Для меня монгольское наследие выражается в том, что к моменту нашествия Батыя, к XIII веку, русский мир демонстрировал разные альтернативные варианты будущего развития. Новгород - свой вариант, западная Русь - свой, юго-запад - свой. На северо-востоке, в ядре будущей России, тоже сформировался свой вариант. Он как раз был очень близок к устоям вотчинного уклада, когда государь позиционировался не как политический лидер, но и как хозяин всего…

А.З.: И всех.

Т.Ч.: Именно. И происходило этого из-за особенностей развития северо-востока. Тут окняжение земель произошло раньше, чем эти территории стали развито славянскими. Поэтому отношение к населению как к зависимым данникам, которыми можно распоряжаться по праву завоевателя, сохранялось довольно долго. А приход развитого славянского населения был приходом на чужую территорию, в княжескую вотчину, и стал автоматическим превращением пришедших в подданных, в челядь. Это было реальное падение социального статуса: славяне приходили людьми (плата за убийство которых была 40 гривен), а стали смердами (5 гривен). Монголы сделали этот вариант развития единственно возможным для России. Без них были возможны альтернативы.

А.З.: Другими словами, монгольское нашествие внесло вклад в «уникальность» России?

Т.Ч.: Ну да, только вклад «нерешительный», как писали Ключевский, Соловьев и другие историки. Они вообще отказывали монголам в столь сильном влиянии, как считают многие современные историки, в том числе западные. Монгольское влияние не так очевидно. Но дело в другом - в том, что для северо-восточной территории другой путь развития после освобождения от Орды быть невозможен. Когда Золотая Орда рассыпалась, и исчез лидер Северной Азии и Восточной Европы, образовался геополитический вакуум. Кто-то должен быть его заполнить. Для турок это было слишком далеко. Оставались либо одна Русь, либо другая - та, которая называется Великим княжеством Литовским и Русским. И вот борьба двух этих центров должна была определить, кто будет главным. Борьба растянулась до XVIII века - и раздел Речи Посполитой означал окончательную победу России в роли геополитического лидера региона.

А.З.: Продолжается ли, на Ваш взгляд, процесс европеизации сейчас? Каковы его основные проявления?

Т.Ч.: Да, конечно! Причем, на мой взгляд (хотя я не специалист в области современной истории), у нас по-прежнему идет европеизация вместо модернизации. Старая обкатанная модель продолжает действовать, будучи самой дешевой.

тык

Со статьёй можно спорить. Говорить о России как спутнике Европы я бы не стал. Мало того, тут можно дискутировать о терминах (что есть европеизация, а что модернизация?). Но главное подмечено верно: именно западная цивилизация является основным поставщиком инноваций в широком смысле этого слова. Все другие страны и регионы, в том числе и Россия, могут хорошо или плохо перенимать опыт, могут продвигать его вперёд, но создать систему продуцирующую инновации, у них, увы, не получается. Мы подобны древним грекам или китайцам, которые открыли все, что можно было открыть, и изобрели всё, что можно было изобрести, но не создали системы, позволяющей широко внедрять и использовать открытия. И дело здесь не в нехватке ресурсов, интеллектуального потенциала или воли. Беда в иной институциональной структуре.

Получается довольно интересный момент: формально европеизация должна провоцировать модернизацию, а она ее собой заменяет. И это тянется бесконечно долго. Суть в том, что в какой-то момент возможности европеизации как метода могут быть исчерпаны. Что будет тогда - непонятно.

Вот это-то и самое интересное. Мне очень интересно, что будет с человечеством, с тем же научно-техническим прогрессом, когда Запад выдохнется? Конечно, у нас есть Китай, но Китай пока демонстрирует догоняющее развитие, и говорить о нём, как о локомотиве прогресса ещё рано. Тем более есть пример Японии, которая бурно росла после войны, но вот уже двадцать три года по большому счёту топчется на месте.